Как любитель таскать все, что приглянется. Даже если особого смысла в этом нетВ данной статье рассматривается феномен Интернетзависимости с точки зрения нарративной психологии. Перед тем, как приступить к этой задаче, необходимо дать краткое описание нарративной психологии.
Нарративное понимание поведения человека обращается к тем значениям, которые мы склонны приписывать своим действиям – от самых обычных дел до самых судьбоносных деяний. При анализе такого рода значений этот семиотический подход заимствует понятия, разработанные преимущественно в теории литературы. Наиболее часто использующийся в нарративной психологии литературный аппарат – это схема четырех мифов, разработанная Нортропом Фраем (Frye, 1957). Этот теоретик литературы считает, что нарративные структуры образуют цикл, который включает в себя романтическую мелодраму (romance), комедию (comedy), трагедию (tragedy) и сатиру (satire). В романтической мелодраме индивидуум преодолевает все невзгоды и напасти, и устанавливается новый порядок. В комедии индивидуум уступает место группе, которая через преодоление разногласий приходит к чему-то новому. В трагедии индивидуум погибает в суровом испытании. Сатира – жанр универсальный, поскольку предыдущие три мифа высмеиваются в ней как не имеющие отношения к реальности. Каждый из четырех мифов предлагает свою интерпретацию того, как индивидуум или группа справляется с угрозами,
возникающими в их жизни. При анализе Интернет-зависимости нарративный подход обращается к имплицитным историям, которые применяются для придания этому феномену смысла.
Данная статья состоит из двух частей: в первой рассматриваются значения, связанные с пребыванием в Интернет в режиме онлайн, во второй части описываются нарративные структуры, в которые вписывается феномен зависимости.
Понятие онлайн-доступа
Как учил Платон, видимый мир, мир вещей есть лишь тень мира идей, по образу которых и создается все, окружающее нас. Отличительной чертой метафизического мира идей является прозрачность относительно истины. Неоплатоник Плотин подробно разрабатывает эту концепцию: “Боги этого неба ведут жизнь самую блаженную, потому что истина есть для них мать и
кормилица, составляет их питание и поддержание, потому что они созерцают там все вещи, но не вещи, подверженные происхождению и тлению, а те, которых сущность вечна и неизменна, притом созерцают все прочее в самих же себе. Это потому, что в этом сверхчувственном мире все прозрачно, и нет ни тени, ни чего-либо такого, что преграждало бы созерцание, вследствие этого все сущности насквозь проникают взором и видят насквозь друг друга, – свет тут со всех сторон встречается со светом, так что каждая сущность и в себе самой, и в каждой другой имеет пред
собою и видит все прочее; каждая из них везде, каждая есть все, и все заключается в каждой, – везде один необъятный свет, одно чистое сияние: все здесь велико, потому что и малое тут велико. Тут есть свое солнце и всяческие звезды, из коих каждая есть солнце, и все вместе есть солнце, потому что каждая, светя своим собственным светом, отражает в себе также свет всех прочих” (Plotinus, 1969, p. 425).
В определенной степени Интернет настолько приблизился к той сфере, где растворяется расстояние, насколько это вообще возможно для изобретенных человеком технологий. С точки зрения пространства, Интернет стирает огромные расстояния, разделяющие народы. С точки зрения времени, информация, хранящаяся в цифровом виде, практически не подвержена влиянию тех сил, которые разрушают материальные средства информации, например, камень или бумагу. Самые восторженные приверженцы идеи киберпространства предвещают появление новой формы жизни, которая разовьется в этом прозрачном мире. Французский философ Пьер Леви предсказал утопические возможности этой технологии:
коллективный интеллект связан с самоконтролем человеческих сообществ в меньшей степени, чем с фундаментальным высвобождением, способным изменить само представление об идентичности и о механизме доминирования и конфликта, устранить ограничения, связанные с бытовавшими ранее запретами на определенные виды общения, а также способствовать взаимному раскрепощению разобщенных умов (Levy, 1997).
Поскольку цифровая информационная революция на практике расширяет пределы коммуникационных технологий за рамки существующих ограничений пространства и времени, нужно объективно рассмотреть те типы фантазий, которые возникают в связи с этим прорывом. Для современных людей концепция платоновского мира идей уже не выглядит только лишь причудливой мечтой, но более того – выступает средством преодоления нашей земной реальности. Точно так же можно занять критическую позицию по отношению к киберпространству, трактуя его как уход от принципа реальности. Психоаналитический взгляд весьма полезен при рассмотрении бессознательных фантазий, связанных с киберпространством.
В частности, направление фрейдизма, развитое Лаканом, обращается к “воображаемой” фантазии, в которой магическим образом игнорируется отчуждающая роль символической реальности. Возможно, радикальная виртуализация – а именно, тот факт, что реальность как целое вскоре будет “оцифрована”, преобразована, продублирована в “большом Другом” киберпространства, – каким-то образом освободит “реальную жизнь”, делая ее доступной новому восприятию. Это похоже на предчувствие Гегеля, что конец искусства (как “чувственного выражения Идеи”), который произойдет, если Идея освободится от своего чувственного выражения и примет форму более непосредственного умозрительноного выражения, одновременно освободит чувственное восприятие от скованности Идеей (Zizek, 1997, p. 164) В своем воображаемом функционировании киберпространство представляет собой реальность, где символические различия уже не имеют значения. В этой реальности, где имеет силу политика идентичности, пол более не определяет однозначно и бесповоротно индивидуальное Я. А в сфере глобальной экономики рынки могут свободно перетекать за пределы географических границ. Скептицизм Лакана по поводу энтузиазма, связанного с цифровой революцией, может омрачить непосредственное удовольствие от пребывания в режиме онлайн. Проще говоря, киберпространство представляет собой противоядие от одиночества, предлагая попасть в жужжащий мир пользователей с помощью одного лишь нажатия кнопки – в любое время, днем или ночью, без всякого риска или обязательств. Говоря еще короче, это чистый мир вне материи. Для тех, кто предрасположен к навязчивым идеям, передача информации онлайн обеспечивает чистую и отвлеченную форму общения по сравнению с потенциально проблемными попытками общения посредством бумаги или голоса.
Эти фантазии предполагают некоторое объяснение того, в чем соблазнительность киберпространства для отдельного индивидуума. Конечно, существуют более широкие социологические обстоятельства, связанные с концом тысячелетия, демократией и распространением глобального капитализма. Эти коллективные нарративные истории поддерживают описанные фантазии, но не они находятся в центре внимания нарративных психологов, которым гораздо более интересны истории личностных изменений, чем коллективные тенденции.
Зависимость или приключение?
Онлайн-доступ – это реальность, отделенная от обыденной жизни. И поэтому она потенциально может выступать как “пространство приключений”, в котором может осуществляться личностное развитие. Представление о “пространстве приключений” восходит к предпринятому Михаилом Бахтиным анализу романа (Bakhtin, 1981; Murray, 1995). Он вскрывает на материале истории литературы ряд “хронотопов” – пространственно-временных структур, в которых возникают определенные характеры. Применительно к нынешним повествованиям о путешествиях,
современный хронотоп, характерный для индивидуального приключения, – это открытие трансцендентального элемента, который способствует моральному развитию человека.
Такой позитивный опыт выглядит непривычным на фоне подавляющего большинства мнений о киберпространстве. Например, общепринятое представление об Интернет-зависимости отражает психоаналитическую трактовку киберпространства как способа ухода от жизненной реальности. Уход может иногда быть способом вхождения в реальность заново.
Печальная история
Интернет-зависимость стандартно представляется как нечто навязчивое, постепенно овладевающее всей жизнью человека. Контакты с окружающими и служебные обязанности все чаще приносятся в жертву удовольствию взаимодействовать с другими в режиме онлайн. Такого рода рассказы преподносятся как “печальные истории” (Goffman, 1968), пробуждающие жалость в слушателе. Например, такая история. Студентка Сюзанна получила новенький, последней модели компьютер, который ей подарили родители в связи с поступлением в колледж, находящийся далеко от дома. Вскоре после того, как начались занятия, она освоила программы телекоммуникации и стала проводить все больше времени в своей комнате в общежитии за компьютером. Все началось с электронной почты, затем – Интернет и IRC. Она стала ловить себя на том, что отказывает всем, кто бы ни попросил у нее разрешения поработать с ее компьютером, говоря им в оправдание, что сама занимается подготовкой к урокам. В том же семестре средний балл ее оценок упал настолько, что ей пришлось уйти из школы (URL www.cas.usf.edu/honors/9601b/emmons.html).
Если обратиться к типологии литературных жанров, описанной выше, то подобные печальные истории имеют явное сходство с трагическим мифом. В каждой такой истории есть герой, который уезжает далеко от дома и не возвращается из странствий. Между тем “печальная история” Интернет-зависимости – это двумерное описание характера, и ей явно недостает глубины трагизма. Здесь практически нет внутренней борьбы, нет какой-то особенной моральной проблемы.
Можно было бы даже утверждать, что эти истории о зависимости явно преувеличены, чтобы соответствовать требованиям популярных средств массовой информации, основная цель которых – завладеть вниманием читателя. Таким образом, эти истории эксплуатируют неослабевающий интерес публики к беспомощным жертвам современной технологии. Чего они действительно не дают – это возможности реализовать более позитивную нарративную конструкцию.
Другие истории
Чтобы исследовать другие нарративные возможности, было проведено исследование в Нидерландах. Студентам факультета психологии Утрехтского университета в рамках курса психологии развития были предложены четыре разных начала рассказов, которые они должны были продолжить. Эти четыре начала различались по двум переменным: пол и социальный класс героя рассказа.
В предыдущих исследованиях было обнаружено, что герои, происходящие из маргинальных слоев общества, с большей вероятностью вызывают романтический образ, тогда как герои высокого происхождения стойко вызывают комический нарратив (Murray, 1989). Это различие объясняется с точки зрения потенциального движения, возможного для каждого нарратива. Романтический жанр предполагает победу над невзгодами, тогда как комедия проводит идею солидарности, достигаемой несмотря на социальные различия.
Студенты были разделены на 4 группы, и каждой группе был предъявлен рассказ следующего содержания:
Детство Х было совершенно обычным до тех пор, пока он(а) не получает доступа к компьютерам в школе. Благодаря Интернету он(а) открывает загадочный мир Internet Relay Chat и различных MOO-пространств, где он(а) имеет возможность примерять разные роли. Со временем Х затягивает этот мир, а внешняя реальность начинает терять свое значение. Он(а) забрасывает учебу и друзей.
В двух группах герой рассказа (Майкл или Ванесса) родились в рабочей семье (отец занимался укладкой черепицы) в городке, заселенном низшими слоями общества (Барневельд). В других двух группах герои (Флорис-Ян и Годелива) принадлежали к высшему классу (отец – один из руководителей “Филипс”, а мать – продюсер на телевидении) и жили в престижном районе (Хет Гуи).
Перед каждой группой была поставлена задача закончить рассказ таким образом, чтобы он был правдоподобным и интересным. Студентам была дана следующая письменная инструкция:
Задействуйте два процесса в придумывании рассказа:
а) Мозговой штурм: используйте те идеи, которые приходят вам в голову по поводу этого рассказа (свободные ассоциации).
б) Редактирование: из уже имеющегося отберите те фрагменты, которые складываются в связный и интересный рассказ.
Результаты представлены в следующей таблице:
ПОЛ\СТАТУС ВЫСОКИЙ НИЗКИЙ
Мужской Трагедия Трагедия
Женский Комедия Сатира
За исключением одного случая, студенты придумали негативные истории Интернет-зависимости. Их истории исполнены пессимизма относительно возможности индивидуума реализовать свои мечты.
Позитивная история была наиболее сложной. Годелива, отвергнутая родителями, пытается наладить с кем-нибудь контакт онлайн. Она притворяется, что происходит из семьи бедняков, и встречает кого-то из столь же простой семьи. Когда они встречаются в реальной жизни, он негодует на ее обман и покидает ее. Это переживание сломило ее, и она возвращается домой, где родители заставляют ее закончить школу. В конце концов она становится звездой в “мыльной опере” и таким вот образом находит способ играть разные роли.
Как и полагается в комедийном сценарии, то, что прежде делало героя чужим в обществе, в итоге оказывается полезным. Стремление Годеливы примерять разные роли, отчасти с целью избежать ограничений, налагаемых привилегированной средой, приводит сначала к конфликту. Однако возвращение в семью позволяет ей начать жизнь заново. Актерская карьера дает ей возможность превратить потенциал отклонений от социальных норм в потенциал конформного соответствия этим нормам.
Нарративный потенциал зависимости
Будучи пространством приключений, доступ онлайн способен привести как к краху, так и к успеху. Таким образом, он является своеобразным “испытанием риском” – английские этнологи считают данный тест критическим моментом для морального развития (Marsh et al, 1978). Интернет-зависимость можно рассматривать по аналогии с другими интересами к “иным мирам”, например, “жаждой путешествией” или “глотанием книг”.
Психологов, жаждущих расширить классификацию психических расстройств, следует предостеречь против этого, указав на внутреннюю диалектическую структуру Интернет-зависимости. Будучи отрицанием реального мира, такой уход может способствовать новому “появлению” в реальном мире, причем более значительному, чем это могло бы быть в любом другом случае. В частности, если столкновение с Интернет-зависимостью было представлено как битва, то этот опыт приносит честь тому, кто его пережил.
В заключение необходимо сказать, как важно не закрывать глаза на разнообразие расстройств, связанных с общением он-лайн. Вместо того, чтобы представлять человека как жертву технологического соблазна, лучше было бы дать ему возможность провалить проверку реальностью, и только после этого поражения сконцентрировать все силы для победы.
Статус Интернет-зависимости
Важная задача нарративной психологии – показать социальную природу объекта психологии. Что касается Интернет-зависимости, то ее механизм таков, что ее могут с легкостью заменить другие испытания “иными мирами”, например, война или путешествия. Отсюда вытекает, что этот феномен часто представляется субъективным и в связи с этим его серьезность недооценивается.
Следует сказать, что нарративную психологию лучше всего применять наряду с другими подходами. Она не является оптимальной для понимания физиологических воздействий, которые могут вызывать игры за экраном компьютера. Однако она оказывается весьма полезной для исследования тех нарративных рамок, которые неизменно сопровождают любое отклонение, придавая ему тот или иной смысл.
Доминирующее понимание Интернет-зависимости апеллирует к психологии жертвы, согласно которой беззащитный индивидуум засасывается технологическим монстром и теряет связь с семьей и друзьями. Подобного рода истории об Интернет-зависимости принадлежат к разряду трагедий, куда включаются такие события, как поклонение культу.
Между тем важно отметить и другие потенциальные пути, которыми могут следовать люди при столкновении с подобным опытом. В частности, есть путь назад через мелодраму или комедию, посредством чего драма может действительно придать страдальцу силы. Подтверждение возможности следовать по такому пути позволит создать способы разрешения проблемы, альтернативные таким давно укоренившимся процедурам, как бихевиоральная и фармакологическая терапия.